Он облокотился об одну из древних колонн, находившихся на центральной площади Лондона и жадно впился зубами в пластмассовую ложечку с мороженным. Медово-приторный вкус сливочного лакомства, позабытый на протяжении пяти лет проведенных в Азкабане, отразился где-то на затворках сознания прохладным блаженством. Мэтью прикрыл глаза и на секунду забыл даже о том, что находится на многолюдной площади, среди обычных и необычных людей, каждый из которых мог бы оказаться либо следящим за ним аврором, либо жертвой его собственной слежки. Одно мгновение мужчина просто наслаждался мороженным, а после, резко распахнув глаза, внимательно прошелся взглядом по снующим мимо людям. Он умел ждать. Отличался железной выдержкой и до того как попал в Азкабан, и во время каждодневных «обходов» дементоров. Терпеливость, можно сказать, была его коньком. Отличительным знаком. Тем, чем он гордился и что тщательно в себе воспитывал с детства. Однако врожденный талант «выжидателя» значительно блекнул на фоне стремительно зарождающейся ярости. Тогда, когда цель была достигнута, и умело расставленная ловушка захлопывалась прямо перед носом жертвы, он превращался в неистовое животное, желающее лишь крови и не знающее пощады. Чуя близкую победу, словно опытная ищейка, не останавливаясь даже что бы выслушать мольбы и клятвы.
- Мисс, вы, кажется, уронили.
Улыбнувшись проходившей мимо даме и подобрав кошелек с земли, Мэтт протянул сокровище в цепкую ладошку женщины и с ухмылкой выслушал слова благодарности. После того как «мисс» растворилась в толпе, мужчина принялся доедать любимое лакомство, при этом стараясь больше не привлекать к себе лишнего внимания. Странный порыв доброжелательности Скотт не смог бы объяснить спроси его кто причину. Впрочем, желание поджидать Стину возле церкви, а не встретить девушку около ее дома было точно такой же непонятной прихотью. Он мало задумывался о подобных своих решениях, действовал скорее интуитивно, вспоминая былые навыки на подсознательном уровне намного ярче, нежели пытаясь восстанавливать все по памяти.
Скомкав в ладони пустой картонный стаканчик, Мэтью перебросил его за плечо и двинулся к входу на кладбище, находившееся рядом со старой церковью. Легко перепрыгнув ржавый забор, который со временем все сильнее врастал в землю, он, засунув руки в карманы пальто и ссутулившись, направился к дальним и старым могилам, решив ради развлечения прочесть древние надписи, подаренные родственниками усопшим. На одной из гробниц он увидел свежий букет из белых лилий, перевязанных черной атласной лентой. Отвесив шутливый поклон покойным мистеру и миссис Суинтон, мужчина подхватил букет и, вдохнув удушающий аромат цветов, медленным, неторопливым шагом направился к выходу из кладбища. По дороге он успел оторвать от ленты кусок с надписью «Любимой матери…» оставив только «С горечью и скорбью провожаю тебя».
Кристину он узнал сразу же, интуиция не подводила никогда, в то время как память дергалась в попытках воспроизвести в памяти лицо девушки, видя лишь затылок и ровную спину. Она всегда держалась так, словно шагала по невидимому пьедесталу – выше всех, горделивей всех - смешная. Мэтт улыбнулся и двинулся следом, не отставая ни на шаг, но соблюдая нужную дистанцию. И лишь когда спустя несколько минут пешей прогулки Хардвей свернула за угол, что бы перейти дорогу и оказаться у своего дома, мужчина позволил себе приблизиться ровно настолько, что бы она услышала его шаги. Что бы очнулась из того транса, в котором перебывала всю дорогу и заметила сумерки, опустившиеся на город, а так же отсутствие людей на улице… а потом обернулась, желая узнать кто же идет следом и вот тогда…
- Цветешь и пахнешь, детка!
С ухмылкой произносит Мэтью и бросает ей в руки траурный букет.